исполкомов, крестьян, пьянствовали и собирали для себя продукты. В деревне Братьково крестьяне, собравшиеся на сход, были загнаны в сарай и избиты плетьми[566].
Величина продналога, как и ранее продразверстка, часто не соответствовала реальным возможностям крестьян: приоритет заключался в потребности получения продовольствия любой ценой. Именно этим обстоятельством можно объяснить заметный разрыв между заданиями и их реальным выполнением. Сбор продналога в 1921 г. не соответствовал плану. Так, в Тамбовской губернии за весь 1921 г. собрали лишь 60% хлеба[567]. Административная система продемонстрировала собственную неэффективность и затратность: в Гжельском уезде Тверской губернии работали одновременно работали 4 местных нарсуда, 2 сессии губсовнарсуда и сессия ревтрибунала. Но план по налогу так и не был выполнен – причина заключалась в объективной факторе – неурожае. Крестьяне были вынуждены покупать хлеб на базаре для выполнения налога. В Тверской губернии осенью 1922 г. были отданы под суд 1085 человек за неуплату налога, административные взыскания наложены на 232[568]. В 1922 г. только в Вятской губернии были арестованы 8 968 человек, в Нижегородской – 6 642, в Северо—Двинской – 5 415, в Орловской – 2 171, в Рязанской – 1 699 человек. Отданы под суд 1 085 неплательщиков в Тверской губернии, в Воронежской – 1 010[569].
Недовольство крестьян находило свое конкретное выражение в специфических крестьянских формах сопротивления. Одной из таких форм пассивного протеста крестьян являлось сокрытие пашни (посевной площади) и скота, поскольку размер налога зависел от количества пашни на едока, обеспеченности скотом и урожайности. Сокрытие пашни и скота было массовым явлением и составляло от 10 до 20% пашни и до 50% – скота[570]. В борьбе с этим явлением Советское государство еще более усилило налоговый пресс и ужесточило административно—репрессивные меры воздействия. Власти пытались проводить выявление и учет фактических посевов. За скрытую пашню взыскивался штраф в двукратном размере от причитавшегося за эту площадь продналога, а виновные в сокрытии посева и скота привлекались к судебной ответственности.
Сбор продналога за скрытую от учета землю порождал в первую очередь недовольство бедняков. Сокрытие от учета пашни осуществлялось беднейшим крестьянством, семьями красноармейцев, вынужденных идти на этот шаг из-за разорения хозяйств в период Гражданской войны: нечем и неначем было засеять поля. Однако план продналога устанавливался по наличию фактической земли, вне зависимости от того, сколько крестьянин мог засеять (не учитывалось наличие семенного материала, рабочего скота, инвентаря). Крестьяне—бедняки, не имея возможности заплатить продналог, продавали семенной материал и сельхозинвентарь, скот, чтобы оплатить налог. Для оплаты масляного налога покупали на базаре масло. В результате после уплаты налога беднота оставалась без хлеба и необходимых продуктов. В посевную кампанию крестьяне, за отсутствием лошадей, запрягали коров, сами запрягались вместе с женами, детьми в плуги, бороны. Чтобы сдать налог, нередко приходилось выстаивать очереди в заготконторах. Политика власти заставляла бедноту наниматься к кулакам или бросать хозяйство и уезжать в город на поиски работы и заработка. Кулак имел возможность добыть фиктивные квитанции об уплате продналога: взяточничество среди продработников получило широкие размеры.
На основе постановления IX Всероссийского съезда Советов 17 марта 1922 г. был принят декрет ВЦИК и СНК РСФСР «Об едином натуральном налоге на продукты сельского хозяйства на 1922/1923 г.» Новый налог отличался от предыдущего следующими особенностями: устанавливался единый натуральный налог, определялась единая весовая мера начисления налога (пуд ржи или пуд пшеницы в зависимости от района распространения той или иной культуры), вводился дополнительный признак для характеристики хозяйства – обеспеченность скотом. Таким образом, налог с каждого отдельного хозяйства начислялся в зависимости от сочетания следующих трех показателей: количества пашни на едока, обеспеченности скотом и урожайности (определялись 11 разрядов урожайности). Уплата налога могла производиться различными видами сельхозпродукции по устанавливавшимся эквивалентам к основной весовой мере исчисления налога – пуду ржи или пшеницы[571]. Декретом СНК РСФСР от 8 июня 1922 г. устанавливался на особых основаниях единый натуральный налог в скотоводческих районах. Этот налог исчислялся в мясных единицах по количеству голов скота всех видов, за исключением молодняка. В качестве единицы обложения принималась голова крупного рогатого скота, отдельные виды скота пересчитывались на основе соответствующих эквивалентов. Ставки налога дифференцировались в зависимости от обеспеченности хозяйства скотом (пять групп). Необлагаемый минимум был установлен в пять голов крупного рогатого скота[572].
Напряженная социальная обстановка заставила Советское государство частично вернуться к обещаниям, зафиксированным в Декрете о земле 1917 г. Постановление IX Всероссийского съезда Советов вернуло возможность свободного выбора форм землепользования: товарищеского, общинного, отрубного, хуторского или смешанного. Регламентировалась система землепользования. Весной—летом 1922 г. появился ряд законов и постановлений советской власти в области землепользования: Закон о трудовом землепользовании (постановление 3—й сессии ВЦИК IX созыва от 22 мая 1922 г.), «О порядке рассмотрения земельных споров» (постановление 3—й сессии ВЦИК IX созыва от 24 мая), «По вопросу о кодексе земельных законов» (постановление 3—й сессии ВЦИК IX созыва от 25 мая), «О порядке введения в действие в автономных дружественных и договорных республиках РСФСР основного закона о трудовом землепользовании и дополнительного к нему закона о порядке рассмотрения земельных споров» (постановление президиума ВЦИК от 20 июля 1922 г.).
Осенью 1922 г. положения указанных законов были включены в принятый 30 октября 1922 г. 4—й сессией ВЦИК IX созыва Земельный кодекс, который вводился в действие с 1 декабря. Новое советское земельное законодательство в определенной мере можно рассматривать как уступку, в духе нэпа, крестьянским требованиям. При этом основополагающим принципом советской земельной политики объявлялась национализация земли – крестьянство так и не дождалось обещанной социализации. Суть основных положений земельного законодательства сводилась к следующему: категорически запрещались всякие сделки с землей – купля, продажа, завещание, дарение, залог. Право на землепользование давал только труд. Пока члены хозяйства занимались обработкой земли, соответствующий участок оставался в их постоянном и непрерывном пользовании. В земельном законодательстве закреплялся принцип свободы выбора крестьянским населением форм и порядка землепользования. Управление земельными делами возлагалось на общину, которая получала право юридического лица. Она отвечала перед государством за правильное и целесообразное использование земельных угодий, а Советы и земельные органы проводили все мероприятия в области поземельных отношений только с согласия и через общины. Была упорядочена система переделов. Разрешалась трудовая аренда земли, но при этом запрещалась аренда такого количества земли, которое арендатор не мог обработать силами своего хозяйства. Допускалось применение наемного труда в крестьянских хозяйствах при неуклонном исполнении законов об охране и нормировании труда. Поощрялись коллективные формы хозяйства (товарищества по обработке земли, сельскохозяйственные коммуны, артели), которым государство предоставляло ряд льгот[573].
Допущение капитализма в экономической сфере сопровождалось одновременным ужесточением политической системы. Ленин добивался, чтобы Советское государство ограничивало, контролировало, карало попытки капитализма выйти за установленные рамки государственного капитализма. Требовалось усилить репрессии против политических врагов Советской власти в наиболее быстром и революционно—целесообразном порядке, с обязательной постановкой ряда образцовых процессов в Москве и других центрах страны, воздействием на судей и членов ревтрибуналов через партию для усиления репрессий[574]. Примечательно, что ревтрибуналы были ликвидированы лишь 11 ноября 1922 г. в соответствии с новым Положением о судопроизводстве РСФСР. Были произведены массовые аресты членов партии левых эсеров. 8 июня – 7 августа 1922 г. в Москве состоялся первый политический процесс в России после революции – открытый суд над членами партии эсеров. 12 человек из 34 подсудимых были приговорены Верховным трибуналом ВЦИК к высшей мере наказания (А. Р. Гоц, Д. Д. Донской, М. Я. Гендельман, Е. М. Тимофеев и др.). Им вменялась в вину организация заговоров и восстаний против Советской власти, поддержка иностранной интервенции, «убийства рабочих вождей». Часть подсудимых была присуждена к изоляции на сроки от двух до десяти лет. Ряд «раскаявшихся» был освобожден от наказания. Исполнение приговора для смертников было отложено, они оказались политическими заложниками: власти объявили, что приговор будет приведен в действие, если эсеры применят вооруженные методы борьбы против Советской власти[575].
Ленин добивался обоснования и легитимации понятия «террор» в уголовном законодательстве посредством положения, мотивирующего суть, обоснование террора и его необходимость. Требовалось определить понятие террора как можно шире, чтобы применить революционное нормотворчество на практике – карать высшей мерой наказания, лишением свободы или
